Нет, это не заключение самого Росстата. Но оно вытекает из представленных ведомством очередных данных по "Национальным счетам". Из них следует, в частности, что доля "теневых" зарплат в стране (в терминологии Росстата – "Оплата труда и смешанные доходы, не наблюдаемые прямыми статистическими методами") составила в 2016 году 25,26% общего объема "оплаты труда наемных работников". И это, действительно, минимальная их доля за период с 2012 года – меньшей она была в последний раз в 2011 году (24,5%). Однако по отношению к общему объему ВВП России доля "теневого" сектора, после заметного сокращения в 2015-м (с 13,3% до 11,6%), в прошлом году вновь выросла (12%), почти вернувшись на уровень предкризисного 2013 года.
Скрытый фонд оплаты труда – базовый показатель при оценке масштабов "теневой" экономики, отмечает в интервью РБК профессор кафедры труда и социальной политики РАНХиГС Александр Щербаков. И, несмотря на сокращение доли таких платежей в общем по стране массиве зарплат людей, работающих по найму, "объективных причин для того, чтобы "теневая" экономика вышла из "тени", пока не наблюдается", добавляет Щербаков.
Заместитель министра финансов Владимир Колычев весной этого года представил такие оценки его ведомства по "неучтенным" доходам в экономике за 2016 год: 6 трлн рублей – зарплаты в "конвертах" в рамках "формального" ее сектора и еще около 6 трлн рублей – зарплаты сектора "неформального". "В целом 10–12 трлн рублей", – подытожил Колычев ($170–200 млрд по текущему курсу). Для сравнения: все запланированные на 2017 год доходы госбюджета России – 13,5 трлн рублей.
6 трлн рублей – зарплаты в "конвертах" в рамках "формального" сектора и еще около 6 трлн рублей – зарплаты сектора "неформального"
Масштабы занятости в неформальном секторе российской экономики в 2016 году, по данным Росстата, достигли 10-летнего максимума – 21,2% от общей численности занятых в ней. К концу первого квартала 2017 года она сократилась до 18,7%, то есть до среднего уровня за 2011–2012 гг. Но в любом случае примерно каждый пятый трудоспособный житель страны все последние годы так или иначе был и остается занятым в неформальном секторе экономики.
Оценки российских экспертов могут сильно разниться. Например, заместитель директора Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Ростислав Капелюшников, отмечая несовершенство, на его взгляд, методик Росстата, полагает, что доля "неформально" занятых в стране составляет 10–15%. В свою очередь, Центр социально-политического мониторинга РАНХиГС отмечает в только что представленном исследовании, что в "теневой" рынок труда в России в 2017 году так или иначе включены около 33 млн человек, или 44,8% всех занятых (в 2006 году – 45,1%, в 2013-м – 44,5%, в 2016-м – 40,3%). "Это те люди, которые в течение года имели неоформленную работу или получали зарплату "в конверте", – поясняют авторы.
Скрытый фонд оплаты труда – базовый показатель при оценке масштабов "теневой" экономики
Руководитель Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон отмечал в интервью Радио Свобода: "Если обратиться к мировому опыту и посмотреть, сколь велика неформальная занятость в странах с разным уровнем ВВП на душу населения, то нынешнему уровню экономического развития России и будет примерно соответствовать ее доля в 25–30%".
Международные оценки масштабов "теневого" сектора российской экономики в целом, скорее, ближе к максимальным российским. Так, один из наиболее известных в мире исследователей "теневой" экономики, профессор Университета Кеплера в Вене Фридрих Шнайдер, на работы которого ссылаются, в частности, и МВФ, и Всемирный банк, полгода назад представил новые свои оценки по 143 странам мира (то есть более двух третей от всех) за период с 1996 по 2014 год.
В среднем по всем этим странам доля "теневого" сектора, отмечает Шнайдер, сократилась за указанный период с 34,8% до 30,6%. Для России она составила в среднем 42,6% – при минимуме в 38,5% и максимуме в 48%. В этом "рейтинге" страна оказалась на 112-м месте – по соседству с Сенегалом, Никарагуа, Казахстаном, Ганой и Конго. Наименьшим "теневой" сектор оказывался в экономиках США (8,19% в среднем за 1996–2014 годы), Австрии (9,16%), Люксембурга (9,47%), Швейцарии (9,48%) и Японии (10,8%).
И, наоборот, максимальным – в Грузии (67,7%), Боливии (63%), Нигерии (62,7%), Гватемале (62,6%) и Панаме (59,6%).
В отношении России оценки Университета Кеплера не сильно расходятся с теми, которые представила в июне 2017 года международная Ассоциация дипломированных присяжных бухгалтеров (АССА), основанная в 1904 году, в специальном обзоре-прогнозе "Теневая экономика к 2025 году". Авторы исследования оценивают долю "теневого" сектора экономики России в 2011 году в 39,33% ВВП, а в 2016 году – в 39,07%. Более того, она и к 2025 году, по прогнозу АССА, практически не изменится и составит 39,3%. Тогда как в целом по миру она снизится до 21,4%. При этом аналитики АССА считают, что в 2011 году доля "теневого" сектора в экономике мира составляла 23,1%, что на четверть меньше средней оценки профессора Шнайдера по 143 странам на 2014 год.